Новая икона Сретения Господня в нашем храме
К празднику Сретения Господня в нашем храме появилась новая праздничная икона! Художник и иконописец Ульяна Кожина, написав нам икону Рождества Христова, теперь закончила икону Сретения, и она уже на аналое храма. А мы предлагаем вам почитать размышления иконописца над работой и посмотреть этапы создания образа.
«Икона — это как стихотворение. Кристальная структура и концентрат смысла в концентрированной форме. Но не схема. Это разные вещи. В каждой иконе тебя что-то останавливает. У каждого Образа есть образ. Художественный образ. В современных иконах это редкость. Художественный образ возникает только через проникновение в смысл, только если пропитаться смыслом службы, текстом Евангелия, проповедью святых, можно уловить образ. Вот этого не хватает. Тогда икона станет каноничной, она станет православной, а значит — живой. А пока я как ребёнок удивляюсь: «О, как засветился тут престол!», «О, как тут Анна композиционно выделена…», «А здесь — Богородица центр тональный…», «А здесь архитектура даёт жару, по-другому не скажешь…», «А тут синий центр — во придумал художник!», «А тут нимбы какие!…»
«У иконографии Сретения есть два основных вида. Я их для себя называю Принесение и Общение. Оба вида имеют варианты. Все вместе они передают как-бы глазами очевидца все моменты этого события. Расскажу про первый. Принесение — это когда все персонажи кроме прав. Симеона выстраиваются в левой части композиции, при этом Божия Матерь оказывается иконографическим центром. Она несёт Младенца, передаёт Его или уже передала старцу, стоящему отдельно в правой части. Пророчица Анна в этом изводе чаще всего между Богородицей и Иосифом. Иконописцы делали акцент на том, что Иосиф здесь постольку-поскольку, в отличии от икон Введения во храм, где родители всегда изображаются нераздельной парой. В более поздних иконах 18-19 вв. и иногда в современных иконах этот момент опускается. Прав. Анны может вообще не быть или прав. Иосиф перекрывает фигуру Богородицы.
«Я всегда иду от наброска на минимуме основных осей. Потом добавляю геометрию, и очень часто она просто подтверждает то, что сделано интуитивно. А иногда бывает и по-другому. Чувствуешь, что не надо привязывать к схеме. Почему — сразу не понятно. Но явно нужно оставить со сдвигом. Видимо, есть ещё одна структура, которую чувствуешь интуитивно, но знания пока нет. Есть ещё законы пластики, смысловые связи, они усложняют и обогащают мёртвую схему».
«Второй вариант или «извод» Сретения — изображает момент уже не принесения, а общения. Все пришли, остановились, началась беседа. Точнее — пророчество прав. Симеона. Композиция становится симметричной, персонажи чаще всего делятся на две группы: принесших и пророчествующих. Иногда на мужскую и женскую половины. Иногда тут только Богоматерь с Младенцем и Симеон. Иногда второстепенные персонажи тоже присутствуют, но на периферии композиции. Тут всё сосредоточено на композиционном центре, на центральном жесте. Это самое трепетное, самая сердцевина — где Младенец, Его реакция, поведение. На чьих он руках, куда Сам протягивает руки. Стремится ли Он с рук Матери к Симеону, или наоборот, в Матернии объятия? Восседает ли Он уверенно, как Владыка на руках старца или крохотный белый птенчик, свернулся клубочком на руках Матери, как часто бывает в русских иконах?..»
«Об условностях. Очень часто приходится слышать фразу: «Ну, в иконе же всё условно…». При этом человек в первую очередь имеет в виду то, что иконописец может, не задумываясь, деформировать пропорции человека, «нормальную» перспективу, не совсем верно изображать окружающую природу, подчиняя её некоей пластической идее или неосознанно — в силу своей художественной неграмотности. На деле всё, конечно, обстоит гораздо сложнее. Это становится очевидным и в процессе собственной работы и оглядываясь на работы современных иконописцев. Есть два рода «условности». Два разных совершенно процесса. Это сложно объяснить, но «правильная условность» всегда идёт от натуры. Человек может плохо владеть системой приемов той или иной школы, а может быть большим мастером — неважно. Но он рисует живое. Так, как он себе это представляет, мыслит. Вот в этом вся соль! Мы же часто идём от условности формальной. Она ничего не выражает, она не из чего не произошла. Она равнодушна что ли. Или боится ошибиться. Она не думает сама. Но это ещё не самое страшное. Это довольно безобидно… Самое страшное, когда иконописец начинает думать, в смысле — мудровать. Я это явление в современной иконописи называю иконописным дизайном. Икона перестаёт быть литургическим предметом, становится элементом интерьера. Такое прикладное искусство… Персонажи смотрят на тебя готовые к селфи… милые образы из современной мультипликации… там бы они смотрелись неплохо, конечно… Это какая-то болезнь. Человек придумает и то, и это — и половину позолотит, половину — оставит… Фреску частично выложит мозаикой… на иконе нарисует реальное солнце, а может это и не икона… хотя на доске и в ковчеге — как святыня… Дизайн, украшательство. Тогда как красота любого образа, а иконы в особенности, — внутри».
«Всё начинается с маленького эскизика размером со спичечный коробок. Не зря нас в МСХШ обязательно заставляли делать эскиз-почеркушку к любой работе. Нужно зерно. Идея, в которой уже всё заложено. Пока я его не сделала, все картоны мне не нравились… было непонятно — сколько и какой архитектуры нужно. Ведь в этой иконе это главное. Храм. И я вспомнила ощущение от кузьминского храма, куда пишу эту икону! Маленький шатровый храм среди домов. И это стало точкой опоры. Сретение в православном храме. Подключились русские образцы, ведь не так просто понять, как писать шатровый храм».